Армен ДЖИГАРХАНЯН:
Главный конфликт в человеке – конфликт плоти и морали

Редко бывает такое полное сопереживание зала с происходящим на сцене: спектакль Ленкома «Город миллионеров» по пьесе Эдуардо де Филиппо «Филумена Мортурано» заставляет зрителей, следя за поворотами сюжета, то плакать, то смеяться вместе с персонажами. Спектакль смотрится на одном дыхании. В чем секрет? Важнейшей составляющей успеха стала актерская игра. Феерический темперамент Армена Джигарханяна (синьор Сорриано) и обаятельная женственность в сочетании с железной волей Инны Чуриковой (Филумены) рождают такой неподражаемый сплав, что спектакль вполне может претендовать на звание театрального события минувшего года, а лишние билеты на него до сих пор начинают спрашивать еще на выходе из метро...

– Уже несколько лет в столице существует Московский драматический театр под руководством Армена Джигарханяна. Как вы чувствуете себя в новой роли? Какие спектакли с вашим участием идут на его сцене?
– Нормально чувствую. Я же не для себя его организовал – для Москвы. У меня все есть. Мне очень немного надо в жизни. Наше поколение завтра-послезавтра уйдет, а театр в столице останется. И я благодарен Лужкову, который относится к нашему коллективу с большим вниманием и пониманием: выделил здание у станции метро «Спортивная», дал артистам зарплату, а сейчас ведется реконструкция кинотеатра «Прогресс». Возможно, скоро переедем к университету.
Играю я в новой постановке «Возвращение домой» Гарольда Пинтера. Это совсем другая драматургия в отличие от Эдуардо де Филиппо, другой театр. Пинтер – сложный автор, и у нас его играть не умеют – не учат этому в театральных вузах. До недавнего времени наши идеологи говорили, что это, дескать, буржуазное искусство, и оно нам не нужно. Но я с такими рассуждениями не согласен. Да, мне нравится «Город миллионеров», но еще в Театре им. В. Маяковского я двадцать пять лет назад играл в пьесах Тэннесси Уильямса «Трамвай «Желание», а затем «Кошка на раскаленной крыше». Сейчас они считаются современной классикой, а в те годы это был сложный шокирующий театр.
Зачем я и мои артисты выходим на сцену, что мы хотим сказать зрителям – это для меня важно, а не то, давно ли была лично у меня премьера, какая будет новая роль.
Недавно в театре прошла читка новой пьесы Людмилы Разумовской – жесткой, современной... Но, знаете, считаю, американцы не зря придумали хеппи-энд: после того как человек вышел из зрительного зала, у него не должны опускаться руки. И я очень серьезно обдумываю, что включать в репертуар.
Я не наивный человек и достаточно давно живу на земле, чтобы думать, что искусство как пирамидон – выпил и головная боль сразу прошла. Мы придумали хорошие и правильные слова: «врачевание души», «собеседование». Но мне кажется, в искусстве вообще и в театре в частности просто проявляется странная человеческая тяга друг к другу.
– Что, по-вашему, можно назвать главным событием ушедшего ХХ века?
– Однажды я имел счастье общаться с Бернардо Бертолуччи, который привез на Фестиваль фестивалей в Белград свой, ставший затем знаменитым, фильм «ХХ век». И наша творческая группа – режиссеры, актеры, раз Бертолуччи снял картину о нашем времени, – решила спросить у него, что он считает главным событием ХХ века. Знаете, что он назвал? Сексуальную революцию. И, на мой взгляд, ответил очень правильно, двумя словами объяснил, что самый главный конфликт в человеке – это конфликт плоти и морали. Сексуальная революция освободила – постаралась освободить, по крайней мере – человека от этого комплекса. Я с ним согласен. Хотя, как и каждая революция, она имеет свои уродства и перехлесты, многое в ней нас раздражает. Но я смотрю на нынешнюю молодежь – раскованную, свободную – и задаюсь вопросом: почему я таким не был? Почему мне пришлось так много преодолевать в себе? А нужно было не преодолевать, а уже таким быть. Хотя хочу подчеркнуть: раскованность без образованности, без внутренней культуры обращается в фашизм – это другая крайность.
– Не так давно проводился интерактивный опрос. Телезрителей попросили отдать голоса за одного из российских правителей – Ивана Грозного, Петра Первого, двух Александров – II и III, Николая II, властителей новейшего времени – Сталина, Брежнева, Ельцина. Предпочтения были отданы Сталину.
– Да, я видел эту передачу, и такой результат меня не удивил. Люди считают: хозяин придет – хозяин рассудит. Значит, в этот отрезок времени в данных конкретных климатических условиях данной страны люди хотят сильной руки. Демократия же была как бананы, которые пытались вырастить в Сибири. Я придерживаюсь формулы, которую вывели англичане. Когда они разбивают газон, то не делают сразу тропинок, а ждут, где их протопчут. И затем разбивают дорожки.
В детстве, когда я не хотел чего-нибудь есть, мама мне говорила: «Ты попробуй, а потом реши – плохо это или хорошо, будешь есть или нет». Так и с демократией: мы попробовали – она нам не подходит. По-моему, у Довлатова я прочел такую притчу. Как-то проходила толпа с флагами, и Робеспьер, завидев шествие, сказал друзьям: «Я их сейчас поведу!» Ему возразили: «Но ты же не знаешь куда». Он ответил: «Это совсем неважно».
– Жажда лидера, сильной руки?
– Да, конечно. Люди ждут, чтобы их повели, и идут. Кстати, и в США, самой демократичной из демократических стран, тот же стадный инстинкт (говорю не понаслышке, а побывав в этой стране). Только поводок чуть длиннее, не совсем у горла...
Даже в моем театре я сталкиваюсь с этим. Одна актриса, талантливая и любящая меня, спросила: «Армен Борисович, вы не устаете все время улыбаться?» Значит, я должен сделать лицо художественного руководителя – хмурое, строгое. Даже среди творческих людей потребность в хозяине, в сильной руке присутствует, как я убедился.
Как-то еще при жизни врача-офтальмолога и политика Святослава Федорова у нас с ним был спор о народовластии. Я считаю, народовластие – это демагогия. Разве в лесу все одинаковые? Нет, там есть лев – сильный, умный, талантливый лев, которому все подчиняются. И есть право сильного и правда сильного – естественный отбор так распорядился. А мне говорят: «Нет, пусть вместе со львом и шакал управляет». Но это противоестественно! У нас долго считали, что, мол, каждая кухарка может управлять государством. Вот и доуправлялась. То, до чего мы дожили, что сделали со страной, – результат такого подхода.
Расскажу потрясающую историю. Долгое время (да и сейчас еще из этого состояния до конца не вышли) в Ереване не было света, тепла, горячей воды и просто воды, гибли дети, пожилые люди. Словом, трагедия!
Ереванский оперный театр поехал на гастроли в США, его спектакли пользовались большим успехом, и американские армяне, среди которых есть очень богатые люди, подарили артистам трансформатор. И вот по возвращении домой в Ереванском оперном образовался некий оазис света и тепла. И билетов в оперный театр стало не достать! На спектакли приходили целыми семьями: дед, бабушка, мать с детьми... Некоторые журналисты написали: «В тяжелое, страшное время люди потянулись к искусству». Но это неправда. Истинная правда в том, что ереванцы приходили в театр в первую очередь отогреться, потому что в театре были тепло и свет, а значит, жизнь, а уж в десятую – послушать музыку, посмотреть спектакль.
– Разделенность, сепаратизм, а для простых людей отсутствие элементарных условий для выживания – света, воды, тепла... Как вы считаете, почему же так случилось? Такова расплата за амбиции политиков?
– Значит, была гниль, рано или поздно гнилой зуб должен был выпасть. Я не считаю, что конкретно виноват Иванов, Петров, Мартиросьян, Гукасян... Они только подтолкнули вагонетку, которая покатилась, начался обвал... Правда, я так думаю, мы имеем то, что заслуживаем: такую улицу, машину, кефир или шампунь, такое правительство.
В спорте сразу видно – может человек штангу весом 120 кг поднять или нет. В театре видно, на сцене – может актер большую роль сыграть или незаразителен он, не удерживает внимание зала. А в политике... Есть такое гениальное определение из сферы психиатрии – «синдром некомпетентности». Много тех, кто стоял и стоит у власти, им отмечены и в России, и в нынешнем СНГ.
– Армен Борисович, нашим читателям будет интересно узнать, что для вас означает понятие «мужской характер»?
– Я часто видел Гагарина, думаю, никто не станет сомневаться, что уж у него точно был мужской характер. А какая в нем была искренность, естественность, порядочность! Хотя внешне – я невысокого роста, а он был еще ниже меня, и отнюдь не гора бицепсов. Я подумал, что пройдут сто лет и будут делать фильм о первом космонавте земли. И скорее всего его, как ни парадоксально, будет играть кто-то типа Сталлоне.
– Внешние, физические параметры и внутреннее содержание во многих случаях не совпадают и даже контрастируют. Вы это имеете в виду?
– Чаще всего не совпадают. Много лет назад, в один из моих первых приездов в США, знакомый повез меня на Беверли-Хиллз в Лос-Анджелес, где живут голливудские актеры. Думаю, сделал он это не без тайного умысла, а чтобы унизить: «Вот как в Америке живут актеры и как у вас!» Но я не обиделся. Я считаю, Сталлоне все свои виллы и прочее заслужил – он двадцать часов в сутки качает мышцы! Но в отношении его никто в Голливуде не заблуждается – он не интеллектуальный, он мышечный актер.
Так вот о мужском характере. Для меня это интеллигентность, не наращенные мускулы, а умение проникнуть в чужую проблему, чужую боль и стопроцентная порядочность. Это я запомнил в Гагарине, но обладают такими качествами далеко не многие мужчины.
– Вы один из самых узнаваемых и любимых актеров. Но у популярности, очевидно, есть и свои издержки?
– Как-то мне пришлось побывать во Вьетнаме. И меня невероятно удивило, что почти каждый встречный вьетнамец почитал своим долгом подойти и легонько меня ущипнуть. Оказалось, дело даже не в том, что я актер. Просто у них существует поверье, что если прикоснешься к человеку европейской расы, это прибавит тебе здоровья. Вот так они меня чуть не «расщипали».
К счастью, у нас рвать на мне одежду на лоскутки, чтобы взять с собой на память, или проявлять иные безумства никто не пытался. Я ведь, как уже говорил, не герой-любовник. Просто когда меня встречают даже незнакомые люди, здороваются, улыбаются. А один маленький мальчик недавно спросил на улице: «Ты кто? Правда, Джигарханян?» Я подтвердил. Тогда он попросил: «Ты постой здесь, пожалуйста, и подожди – я сейчас маму приведу, чтобы она на тебя посмотрела!»
Виктория КАРПОВА.