Как судили Рудольфа
Абеля и Фрэнсиса Пауэрса
В августе 1960 года в Москве состоялся суд над
американским шпионом Фрэнсисом Пауэрсом,
самолет которого У-2 был сбит несколькими
месяцами раньше в глубине советской территории.
Тремя годами раньше в сентябре 1957 года в Бруклине
был осужден советский разведчик Рудольф Абель,
которого сдал американским спецслужбам
предатель Хэйханен, работавший ранее на нашу
разведку.
В 1962 году Абеля и Пауэрса обменяли, в связи с чем
эти две совершенно не равноценные фигуры в
истории спецслужб оказались рядом. По прошествии
стольких лет любопытно сравнить судьбы двух
разведчиков, их поведение на следствии и в ходе
судебных разбирательств, условия содержания в
тюрьмах. Тем более что в Центральном архиве ФСБ
рассекречены некоторые документы, касающиеся
Рудольфа Ивановича Абеля, судебно-следственные
материалы по делу Фрэнсиса Пауэрса, а также
переведены на русский язык отрывки из
воспоминаний последнего, которые читателям
нашей страны до сих пор не известны.
«Я был просто воздушным жокеем»
Шпионское преступление Пауэрса было, что
называется, налицо. Его сбили над Уралом на
большой высоте. В качестве вещдоков на суде были
представлены сделанные шпионом фотоснимки
советских секретных объектов, шпионское
оборудование, целый арсенал оружия и боеприпасов,
ампулы с ядом на случай провала операции и т. д.
Поэтому Пауэрсу даже в голову не приходило
отпираться. В ходе суда прояснялись лишь детали
преступления. Американец, как видно теперь из его
воспоминаний, юлил, врал, в общем, откровенно
боролся за жизнь. Вот характерный диалог.
– Отсутствие опознавательных знаков имело целью
скрыть национальную принадлежность самолета?
– Не помню.
– На вашем самолете имелась фототехника для
ведения воздушной разведки. Какие указания вы
получили?
– Никаких. Мне показали, как включать аппаратуру,
и в нужный момент я обязан был это сделать.
– На вашем самолете обнаружено оборудование для
радиоразведки, а также магнитофонные записи
сигналов различных советских радиолокационных
станций. Разве вы не понимали, что это шпионские
принадлежности?
– Мне говорили, что там были магнитофоны, но сам я
не в курсе дела.
– Вы не понимали, что ваш полет преследовал
разведцели?
– Я не видел других причин для такого полета.
В воспоминаниях Пауэрс признался, что в суде
просто валял дурака: «Я понимал, что полет на
самолете без опознавательных знаков является
нарушением международного права. Но я не
намеревался признаться в этом...
Короче говоря, я делал вид, что был не шпионом, а
просто воздушным жокеем, которому платили за
полеты по определенному маршруту и который
включал и выключал аппаратуру, как было указано
на карте, не имея понятия о последствиях своих
действий и не испытывая при этом любопытства».
Обвинитель Руденко не клюнул на тактические
уловки. В своей речи он заявил: «Подсудимый
Пауэрс не просто шпион, а особый и тщательно
вымуштрованный преступник. И если бы его хозяева
попытались разжечь новую мировую войну, именно
пауэрсы, выкормленные и воспитанные ими в
условиях так называемого свободного мира, были
бы готовы первыми сбросить на мирную землю
атомные и водородные бомбы, как это сделали
подобные же пауэрсы в Хиросиме и Нагасаки».
Несмотря на очевидность преступления, Пауэрс по
«расстрельной статье» получил минимальный срок
– 10 лет лишения свободы и был несказанно
счастлив, о чем речь пойдет ниже.
Опять по пятницам пойдут свидания…
Условия жизни Пауэрсу и во время следствия, и
после суда были созданы достаточно комфортные.
Еще во время судебного разбирательства наше
правительство разрешило приехать в Москву
родителям, жене и сестре подсудимого. Они
встречались. Более того, в приговоре
оговаривалось, что только первые три года Пауэрс
должен отсидеть в тюрьме, а потом его переведут в
трудовой лагерь. Рядом разрешалось поселиться
жене, чтобы навещать мужа.
Как увидим позже, и сотой доли подобных благ
американская демократия не смогла предложить
нашему разведчику Рудольфу Абелю. Видимо, там это
не принято. Не потому ли Пауэрс с таким чувством
писал позже в своих воспоминаниях:
«В комнате, куда меня ввели, уже находились мои
мать, отец, сестра Джессика, Барбара и ее мать. Я
не мог справиться с собой. Увидев их, я не
выдержал и зарыдал...
Посередине комнаты стоял накрытый стол:
бутерброды, икра, свежие фрукты, содовая вода, чай...
Большей частью это был обычный, ничего не
значащий домашний разговор, но я уже целых три с
половиной месяца так не разговаривал. Приветы от
сестер, племянниц и племянников. Обсуждения:
продавать ли машину? арендовать или покупать дом?
переправлять ли мебель из Турции (там до этого
жил шпион с женой. – С. Т.)?
...Мы пытались строить планы, но слишком многое
еще оставалось неясным. В будущем, когда меня
переведут в лагерь, жена могла бы поселиться
неподалеку и навещать меня. Поэтому Барбара уже
сейчас хотела остаться в Москве и устроиться на
работу в американское посольство... Через родных
я передал сообщение для прессы...»
Молчание «железного Марка»
Совершенно иначе обошлись в США с Абелем.
Обвинение в отношении него было совершенно
бездоказательным, оно строилось лишь на
показаниях предателя Хэйханена. (Рудольф Абель
вообще отказался давать показания и промолчал
весь процесс.) О том, что за свидетель Хэйханен,
ярко сказал на суде адвокат Донован:
«Оценивая показания этого свидетеля, постоянно
задавайте себе вопрос: говорит он правду или ложь,
причем, может быть, настолько серьезную ложь, что
она может спасти его собственную шкуру. То, что он
рассказывает, я полагаю, можно справедливо
охарактеризовать как хорошо отрепетированную
историю. За исключением «свидетельств»,
представленных самым жалким из свидетелей,
который когда-либо выступал в суде, в деле нет
никаких доказательств, говорящих о том, что
Марком (псевдоним Абеля. – С. Т.) передавалась
информация, затрагивающая национальную
безопасность и секреты США. Таких доказательств
в деле просто нет. Однако на основании
«свидетельств» Хэйханена вам предлагают послать
человека, возможно, на смерть. А ведь даже собаку
вы убиваете только в том случае, если доказано,
что она бешеная...»
И тем не менее «цивилизованная Фемида»
приговорила Абеля к 30 (!) годам тюремного
заключения. Конечно, ни о каких встречах с
родными и близкими не могло идти и речи. Наоборот,
представители Верховного суда попытались
надавить на «семейные чувства» Абеля, чтобы
сломить его. На процессе был разыгран циничный
спектакль, который вызвал возмущение даже у
видавших виды американских журналистов.
На одном из заседаний зачитывались восемь писем
к Абелю от жены и дочери, хранившихся в виде
микрофильмов. Эту пленку Абель успел выбросить в
мусорную корзину в отеле «Латам» во время его
ареста, но сотрудники ФБР позже нашли ее и
подвергли исследованию. Письма дочери были
написаны по-английски, письма жены – по-русски.
Теплые, сердечные, интимные письма
характеризовали Абеля как преданного мужа и отца.
Они убеждали в сердечной близости и любовном
отношении жены и дочери к Рудольфу Ивановичу.
Публичное чтение личных писем было встречено в
зале суда неодобрительно, как антигуманный акт,
оскорбляющий честь и достоинство человека. Но
оно вызвало у большинства присутствующих и волну
уважения к нашему разведчику. «Когда судейский
работник, бубня, зачитывал письма, – писал
корреспондент одного американского журнала, –
стальная броня самодисциплины Абеля чуть не дала
трещину. Лицо покраснело, а его проницательные,
глубоко посаженные глаза наполнились слезами».
Конечно, Абель в этот момент испытывал
сильнейшую душевную боль. Но именно на это и
рассчитывали истязатели. Однако сломить
«железного Рудольфа» не удалось.
«Ломали» его и в тюрьме: создали тяжкие бытовые
условия, поселили вместе с рецидивистами, а
главное – запретили переписку с родными (какие
уж там встречи за столом с икрой и содовой!).
Защитник Донован пытался отстоять права клиента
в вышестоящих инстанциях и получил следующее
письмо из министерства юстиции США:
«Министерство приняло решение принципиального
характера: лишить Абеля привилегии вести
переписку с кем-либо, в том числе с лицами,
выступающими в качестве его жены и дочери... Это
наше решение основано на убеждении в том, что
предоставление Абелю – осужденному советскому
шпиону – возможности предоставлять... переписку
с людьми из стран советского блока не будет
соответствовать нашим национальным интересам».
Реакция на приговор
Итак, в «тоталитарном Союзе» за очевидное и
доказанное шпионское преступление Пауэрс
получил 10 лет. В «свободной Америке» за
недоказанную разведывательную деятельность
Абель был пожизненно отправлен на нары (ведь на
момент вынесения приговора ему было 54 года),
причем без права переписки.
«Моей первой реакцией на приговор, – писал в
воспоминаниях Пауэрс, – было чувство
безудержной радости. Будто бы я задыхался и вдруг
смог глубоко вздохнуть. Меня не расстреляют!.. Я
не слышал остального. Я искал глазами своих
близких, но в смятении не мог разглядеть их... Лишь
когда меня вывели из зала суда, я вдруг осознал
всю тяжесть приговора. Десять долгих лет!»
Реакция Абеля на приговор была более сдержанной.
«Когда я после приговора пришел к Абелю в камеру
в подвале здания суда, – вспоминал адвокат
Донован, – он ожидал меня, непринужденно сидя в
деревянном кресле и попыхивая сигаретой. Глядя
на него, можно было подумать, что у этого человека
нет абсолютно никаких забот... В этот момент
подобное холодное самообладание профессионала
показалось мне сверхъестественным».
Позже по поводу решения суда Абель написал
Доновану: «Оно меня не удивило. Я не верил, что
дело будет рассматриваться на основе закона. Я
рассматриваю его как политическое решение».
Сергей ТУРЧЕНКО.
|
вернуться
