На СССР, изрешеченный кротами-шпионами, работал «суперкрот» по прозвищу «Колокол»

Он был не только кадровым, но еще и потомственным американским разведчиком. Олдрич, или Рик, как его чаще называли родные и знакомые, родился в городке Ривер Фоллз штата Висконсин в 1941 году. Отец тогда преподавал историю и социологию в колледже, а мать учила детей английскому языку в средней школе. Предметом культа в доме всегда были книги, особенно английская и мировая (в том числе русская) классика. Сыщики из ФБР, описывавшие имущество семьи Эймсов при аресте в 1994 году, насчитали в личной библиотеке 2000 томов.

«Семейная» профессия Эймсов
В 1951 году отец Олдрича Карлтон Эймс защитил докторскую диссертацию по борьбе за независимость бывшей британской колонии Бирмы. Глубина политического анализа этой работы привлекла внимание некоего влиятельного лица в ЦРУ, и Карлтоном заинтересовалось созданное в Лэнгли подразделение по «борьбе с коммунистической угрозой».
Ученого пригласили занять должность в штате этой организации, а в 1953 году он был направлен в Бирму якобы для продолжения научной работы, в действительности же – для выполнения секретных заданий.
В Рангун поехали всей семьей, и Рика очаровала романтика новой службы отца. Возможно, поэтому он и выбрал ту же карьеру, на которую променял спокойную жизнь педагога и ученого его родитель.
В 1955 году двухлетняя командировка Эймса-старшего в Азии закончилась, и семейство вернулось на родину. Олдрич начал приобщаться к деятельности ведомства, в котором служил родитель, еще в школьные годы: в каникулы подрабатывал тем, что подшивал служебные бумаги в архиве разведуправления. В 1959 году он поступил в Университет Чикаго, а в 1967-м, завершив высшее образование и получив звание бакалавра искусств по разделу истории в столичном Университете Джорджа Вашингтона, поступил на курсы подготовки младших офицеров ЦРУ.
В том же году ушел в отставку его отец – весьма мало преуспевший на стезе кадрового разведчика и полностью разуверившийся в идеалах борьбы за демократию и свободу на американский лад, что провозглашались в Лэнгли. Скептическое отношение к этим ценностям довольно скоро с генетической предрасположенностью стало проявляться и у сына.
По окончании курсов судьба привела Рика в советский отдел разведуправления. Вскоре его направили в Анкару оперативным работником разведки, имевшим «крышей» посольство США. Главными задачами были вербовка находившихся в Турции советских граждан и «противодействие враждебной деятельности СССР».
Молодому оперработнику пришлось немало побегать по улицам турецкой столицы, тайно расклеивая на стенах домов отпечатанные в типографии Лэнгли листовки, разоблачавшие, разумеется, весьма тенденциозно политику правительства СССР от имени «представителей общественности» Турции. Но в выполнении основной своей обязанности – приобретении агентуры – Эймс не продвинулся ни на шаг. Никто из советских граждан не значился на его личном счету. В посланных из Турции служебных характеристиках, когда Рику настал черед в 1972 году возвращаться домой, отмечалось, что у него отсутствует должное рвение.
Неразворотливого оперативника могли списать из разведывательного ведомства, но судьба благоволила ему: несмотря на отрицательные оценки прежнего начальства, Эймса зачислили на курсы по изучению русского языка, а по окончании включили в состав группы, занимавшейся координацией усилий ЦРУ по вербовке агентов из числа граждан СССР и восточноевропейских стран. В 1976 году Рик был направлен в Нью-Йорк вновь попытать счастья в поисках лиц, которых можно было бы завербовать, главным образом среди советских сотрудников ООН, и вновь проявил свои способности только в сфере аналитической деятельности.
Эймс завоевал уважение и симпатию главы местного отделения ЦРУ «по работе с иностранными источниками» Родни Карлсона. Он перестал давать ему вербовочные задания и поручил работу более престижную: снимать показания ранее завербованных агентов и анализировать их. Среди тех, кого опрашивал Эймс, был даже такой высокопоставленный перебежчик, как заместитель Генерального секретаря ООН от Советского Союза Аркадий Шевченко.
В 1981 году Рика в порядке ротации кадров, как было заведено в ЦРУ, снова отправили в загранкомандировку, на этот раз в Мексику. Единственным заметным результатом его пребывания в резидентуре Мехико стало установление дружеских, а затем и более близких отношений с 26-летней Марией дель Росарио Касас Дюпюи, атташе по культуре посольства Колумбии. Позднее, в 1985 году, она стала его второй женой. Вместе с мужем ей суждено было и сесть на скамью подсудимых.
В конце 1983 года Эймс вернулся в США и опять предстал перед руководством Лэнгли с не очень лестными оценками служебных достижений. Но фортуна ему все еще улыбалась: его вновь определили в «советский» отдел ЦРУ, да еще в ту самую службу контрразведки, что возглавлялась теперь его старым приятелем Родни Карлсоном! Тот поручил Рику руководство подгруппой, занимавшейся теоретическим обоснованием мер по усилению противодействия оперативной деятельности советских разведчиков на территории США и в третьих странах. В этих научных изысканиях Эймс настолько преуспел, что ему предоставили доступ к ежедневным сводкам о результатах вербовочной деятельности, личным досье всех завербованных агентов из числа граждан СССР и к материалам операций американских разведслужб по противоборству с КГБ и ГРУ.
«Пошли за шерстью, а вернулись стрижеными»
Весной 1984 года Рика включили в состав группы оперативных сотрудников ЦРУ, которая вела разработку советских дипломатов, служащих в посольстве в Вашингтоне и представительстве при ООН в Нью-Йорке. Вскоре Карлсон, как пишет в книге «Признания шпиона» американский журналист Пит Эрли, предложил Эймсу выгодное, как ему казалось, дельце: попробовать завербовать «советского пресс-атташе» (на самом деле работника международного отдела ЦК КПСС) Сергея Дивильковского, по роду своей деятельности много контактировавшего с американцами. Карлсон лично знал этого дипломата, неоднократно встречался с ним под именем «Алекса Ньюсэма, сотрудника аппарата Совета национальной безопасности США». Эймс согласился.
Вскоре Карлсон позвонил Дивильковскому и пригласил его на деловой завтрак в один из ресторанов Вашингтона. При этом он сказал:
– Сергей, а ты бы не возражал, если со мной придет еще один человек? Это мой друг и босс…
Дивильковский не возражал, и скоро познакомился с «Ричардом Уэллсом, аналитиком разведслужбы при СНБ США» – так представился ему Эймс.
Деловых завтраков в вашингтонских ресторанах сначала втроем, а потом и с глазу на глаз с «Уэллсом» у Сергея Ивановича было не то пять, не то шесть. Разговоры за столом, запечатлевшиеся в памяти Дивильковского в основном как диалог вокруг одной-единственной, хотя и всеобъемлющей темы – о возможных путях снижения уровня глобального противостояния между СССР и США, – постепенно стали приобретать все более высокую степень взаимного расположения и доверия.
Советский дипломат довольно скоро понял, что имеет дело с кадровым американским разведчиком. Однако «Уэллс»-Эймс не предпринимал решительно никаких попыток сделать предложение вербовочного характера. Напротив, он давал понять, что и сам считает бесперспективной и ошибочной политику президента Рональда Рейгана, сделавшего ставку на достижение военного превосходства над Советским Союзом, наращивание ракетно-ядерного потенциала и подготовку к «звездным войнам»; внимательно слушал доводы, что психологическая война и яростная антисоветская пропаганда – по сути, формы вмешательства во внутренние дела суверенного государства – противоправны и недопустимы. По некоторым высказываниям и репликам собеседника Сергей Иванович сделал вывод, что его тоже коробили чрезмерный прагматизм американского общества, всепокупающая сила и культ денег, коммерциализация всего и вся и, как следствие, нередко торжествующие обывательство и пошлость.
Разумеется, о контактах с «советологом-разведчиком», показавшим себя вполне сформировавшимся диссидентом, дипломат уведомил работавшую под «крышей» посольства резидентуру. Вскоре ему пришел срок возвращаться на Родину. На прощальном завтраке Дивильковский передал «Уэллсу» телефон сотрудника посольства, с которым ему полезно было бы поддерживать отношения в дальнейшем. Только спустя 9 лет он узнал настоящее имя своего американского друга и то, к каким результатам привела их зарождавшаяся дружба… «Воистину, пошли за шерстью, а вернулись стрижеными», – иронизировал в беседе над несостоявшейся вербовкой его американской разведкой Сергей Иванович.
…В апреле 1985 года Эймс набрал телефонный номер, который ему оставил Дивильковский, и заявил, что намерен сообщить нечто очень важное. После выяснения его намерений с санкции резидента КГБ после соответствующей проверки с Риком была установлена секретная связь, продолжавшаяся почти 9 лет, вплоть до ареста. Оперативным псевдонимом для общения с КГБ он избрал себе имя «Колокол» – по аналогии с издававшейся за рубежом в XIX веке демократами-просветителями Герценом и Огаревым революционной газетой, будившей русскую мысль.
В последнем слове на суде 28 апреля 1994 года перед вынесением ему приговора (пожизненное заключение без права обжалования) в качестве одного из главных доводов в оправдание тайного перехода на сторону КГБ Эймс сослался на бессмысленность широкомасштабных операций против СССР и его союзников, которыми было занято ЦРУ в годы его службы. «Все эти шпионские войны на протяжении многих лет были не чем иным, как спектаклем, – заявил Рик, – не оказавшим реального влияния на наши жизненные интересы». Он следующим образом пояснил эту мысль: во-первых, СССР и его союзники были заведомо слабее стран Запада в экономическом отношении и уже потому не могли всерьез помышлять об агрессии. Во-вторых, когда в 1983 году он занял в ЦРУ пост, позволивший ему в полном объеме узнать масштабы и характер проникновения американских спецслужб к советским секретам, у него «дух захватило» от увиденного. Советский Союз, по его словам, напоминал «кусок швейцарского сыра, вдоль и поперек изрешеченный дырами, которые в нем прогрызли кроты-шпионы». И тогда он решил, как сказал на суде, «выровнять площадку, на которой шла игра». Как это ни парадоксально прозвучит, но, возможно, не последнюю роль в сделанном Эймсом выборе сыграли и неприязнь, презрение к гражданам СССР, предававшим свое Отечество.
О причинах его провала высказывают различные суждения. Считается, что группа Жанны Вертефей сумела «расколоть» суперагента разведки СССР главным образом потому, что его расходы не соответствовали официально декларировавшимся доходам. Ему было выплачено за переданную информацию о предателях в советских учреждениях в общей сложности свыше 1,5 миллиона долларов. Любившая красиво пожить Мария дель Росарио щедро тратила эти деньги, и покупки четы не могли не бросаться в глаза окружающим.
Среди бывших советских разведчиков имеет хождение версия, что на след «Колокола» удалось напасть все-таки не без помощи одного из их коллег, перешедших на службу к американцам.
Несмотря на все случившееся, посаженный в тюрьму Александрия федерального округа Колумбия Олдрич Хейзен Эймс заявил приехавшему к нему журналисту Питу Эрли, что ни о чем в своей жизни не жалеет и, если бы ему предоставилась возможность перенестись в апрель 1985 года и снова оказаться перед тем выбором, который сделал тогда, он повторил бы пройденный им путь.

Александр ПРОНИН.