Дело Линицкого

11 декабря 1935 года на сцене «Русского дома» Белграда шла опера «Наталка-Полтавка». Зал был полон. К парадному подъезду подъезжали такси, лихо подкатывали извозчики, спешили припоздавшие театралы.
Внимание многих из них привлекла вышедшая из автомобиля элегантная пара: мужчина лет 35 в сером пальто и стройная красивая женщина в дорогом манто. Это были доктор Леонид Леонидович Линицкий, восходящая звезда в местном медицинском мире, и его супруга Екатерина Федоровна.

Провал
В гардеробе чету приветствовал глава местного отделения Российского общевоинского союза (РОВС) генерал Барбович. «Молодые люди, поторопитесь, а то ведь так и опоздать можно», – пропел он, целуя ручку Екатерине Федоровне, и заспешил вверх по лестнице. «Катя, возьми билеты и иди, а я сейчас догоню», – сказал доктор жене. Когда же он поднялся в фойе, дорогу ему преградили несколько мужчин в штатском. Один из них произнес по-сербски: «Господин Линицкий, вы арестованы!»
«Что за шутки, кто вы такие?» – стараясь не выдать своего волнения, спросил Линицкий. В ответ прозвучало: «Сербская тайная полиция!»
Двое молодчиков быстро скрутили ему руки, надели наручники и поволокли к выходу. Навстречу им, запыхавшись, торопясь в зрительный зал, бежала молодая девушка. Линицкий узнал в ней одну из своих пациенток, шестнадцатилетнюю Веру Витковскую. Он поднял скованные руки и крикнул: «Вера, скажи жене!» Через полчаса арестованный уже находился в застенках контрразведки, которую возглавлял полковник Иованович, пользовавшийся в Сербии недоброй славой.
Услышав о беде, Екатерина Федоровна поспешила домой. Быстро растопив камин, она отодвинула подоконник, за которым находился тайник, а в нем – приготовленная для связника из Центра почта. Сунув в огонь большой пакет, Екатерина Федоровна проверила содержимое письменного стола мужа. Слава богу, все «чисто». Затем обессиленно упала в кресло и замерла, закрыв лицо руками...
Очнулась от стука в дверь: «Открывайте, полиция!»
Обыск длился три часа. Перевернули буквально все, однако ничего не нашли. Офицер тайной полиции, раздосадованный неудачей, требовал указать, где хранится шпионская информация, угрожал повесить всю семью. Обняв испуганных детей, Екатерина Федоровна повторяла: «Здесь какая-то ошибка, понятия не имею, что вам нужно...»
После обыска в квартире была оставлена засада – двое агентов контрразведки просидели там почти сутки. К счастью, связной своевременно узнал о провале, и на явке не появился.
На следующее утро вся русская колония Белграда уже знала, что раскрыта советская разведывательная организация, которой руководил доктор Линицкий – член правления галлиполийского общества РОВС, один из приближенных генерала Барбовича и руководителя Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП) Байдалакова. «Вы только подумайте, какой мерзавец! Пригрели змею на нашей груди!» – шептались в свете.
В верхах местного эмигрантского общества царил переполох. В последующие же дни масла в огонь подлила пресса, раздувшая скандал. Деятельность РОВС и НТСНП была практически парализована, их руководителям везде мерещились советские агенты.
Сербская тайная полиция действительно могла праздновать успех: были арестованы все активные помощники Линицкого, 10 человек, включая его жену, которая выполняла обязанности секретаря резидентуры.
Разведывательная сеть, которой руководил Леонид Линицкий, была создана в начале 30-х годов. Перед ней ставилась задача проникновения в белоэмигрантские круги – Москву в первую очередь интересовали информация о возможной засылке на территорию СССР террористов и боевиков, сведения о нелегальных организациях и группах, проникших через границу. Белградская резидентура работала чрезвычайно эффективно, поэтому ее уничтожение оказалось чувствительным ударом для советской разведки.
Впрочем, это не помешало оперативно выяснить причину провала. Его виновником оказался заместитель резидента, некий Ш. Из карьеристских побуждений, желая выслужиться, он без разрешения Линицкого провел операцию по вскрытию сейфа в квартире лидера НТСНП Байдалакова, сфотографировал находившиеся там документы. В качестве же помощников он привлек двух знакомых югославов, ранее уже выполнявших некоторые его «деликатные» поручения. Один из них, как выяснилось впоследствии, оказался агентом местной контрразведки. Провал в такой ситуации был неминуем.
Все участники этой авантюрной, несанкционированной руководством операции были взяты с поличным. Не выдержав пыток и побоев, Ш. выдал остальных членов резидентуры. Контрразведка начала аресты в тот же день.
Нас водила молодость...
Леня Линицкий был ровесником века – родился он в 1900 году, в украинском городе Ахтырке, в семье командира сотни пограничной стражи. Отец служил на Дальнем Востоке, а семья в основном жила в Харькове – на восточной границе в те годы было неспокойно. Во время Первой мировой войны георгиевский кавалер ротмистр Линицкий командовал кавалерийским полком и погиб в бою. Узнав об этом, шестнадцатилетний гимназист Леня Линицкий добровольцем ушел на фронт. После короткой подготовки он в звании младшего унтер-офицера прибыл в действующую армию.
Приезд военного министра А. Ф. Керенского в дивизию, где служил Леонид, круто изменил его жизнь. Ему претила высокопарная демагогия «вождя», а речи многочисленных большевистских агитаторов, напротив, находили живой отклик в душе юноши, и как активный участник срыва митинга, где должен был выступать высокий «гость», Линицкий был арестован. По законам военного времени «смутьяну» грозила смертная казнь. Однако все же обошлось, его лишь направили в штрафной полк.
Между тем царская армия стремительно разлагалась. В конце концов по домам начали разбегаться и штрафники. Леониду же как несовершеннолетнему удалось оформить отпуск, и в октябре 1917 года он приехал домой. Там, «поболтавшись» немного без дела, он вновь взялся за учебники и конспекты и закончил гимназию экстерном.
Немецкая оккупация Украины застала Линицкого врасплох. Однако не в его характере было сидеть сложа руки, а чужие мышиного цвета шинели и лающая речь вызывали в нем острую ненависть. Леонид вместе с такими же, как он, «горячими» сверстниками создали нечто вроде «Молодой гвардии» – подпольной организации – и успешно вели подрывную работу против оккупантов. В одной из операций он был ранен. И, как сам потом шутил, «пока валялся в постели, взялся за ум». Иными словами, решил продолжить учебу и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Харьковского университета. Однако тревожное, бурное время не располагало к занятию науками. Возвращаясь после первого курса на каникулы в родную Ахтырку, Леонид вступил в одну из частей Красной армии и отправился на фронт.
Новое ранение в 1919-м, по мнению врачей, ставило крест на его военной карьере. К тому же открылась старая рана... Но спустя год, едва подлечившись, неугомонный Линицкий вновь рвется на фронт.
Ему предложили службу в разведотделе 13-й армии. Недолго думая, Линицкий согласился и приступил к подготовке для заброски в тыл противника. Но судьба словно издевалась над ним, раз за разом срывая все его планы. Как-то по делам службы он был направлен в штаб одной из дивизий. И, прибыв на место, попал в самую гущу жестокого боя – в расположение дивизии прорвались белые. Подобрав винтовку убитого, Линицкий занял место в рядах оборонявшихся. Во время этого боя он был тяжело ранен. Красноармейцы пытались спрятать его, истекающего кровью, в плавнях, но не успели – настолько стремительным и мощным был натиск белогвардейцев.
Сам Линицкий впоследствии об этом эпизоде писал так:
«5 сентября я был уже в руках у белых, которые первым делом раскроили мне прикладом череп и бросили лежать на месте. Затем они меня все же подобрали и отправили со своими ранеными в Севастополь, а оттуда на пароходе в Константинополь, причем они уже и сами толком не знали, кто я и что».
Действительно, в суматохе эвакуации остатков белой армии из Крыма Линицкий вполне мог сойти за «своего» – ведь никаких документов, подтверждающих принадлежность к Красной армии, при нем не было. Поди-ка, отличи грязного, окровавленного парня в изорванной гимнастерке от сотен других раненых белогвардейцев. Можно сказать, «операция внедрения» прошла успешно. Проблема была лишь в том, что никто эту операцию не планировал...

Михаил АНДРЕЕВ.
(Окончание следует.)