Штирлица провалила Москва

Окончание

14 октября 1942 года «Бек» под контролем гестапо вышел в эфир и передал в Центр обусловленный сигнал опасности – произвольное повторение нескольких отдельных групп текста. Радистов немецкого абвер-функа (службы радиоперехвата), контролировавших его работу, это не должно было насторожить, поскольку выглядело вполне естественной ошибкой. А вот в советском приемопередающем центре должны были забить тревогу, доложить руководству внешней разведки НКВД, как договаривались с полковником ГБ Коротковым, что в телеграмме прозвучал сигнал тревоги – повтор абзацев.
Но произошла трагическая случайность: дежурный радист не придал значения сбивчивой работе берлинского радиопередатчика. Так сигнал опасности оказался не принятым Центром. Радиограмму «Бека» о том, что он «благополучно» обосновался в немецкой столице и готов приступить к работе, доложили Короткову в таком виде, как если бы в самом деле за этим не скрывалось никакого подвоха.

Как только письмо агента «Брайтенбаха», адресованное советскому военному атташе в Берлине, поступило на Лубянку, новый руководитель внешней разведки НКВД-НКГБ Павел Фитин принял решение срочно откомандировать в Германию опытного разведчика Александра Короткова, имевшего тогда чин старшего майора госбезопасности. Он и стал для «Юстаса» новым «Алексом», если провести аналогию с сюжетной линией романа Юлиана Семенова.
Встретившись с «Брайтенбахом» в начале осени 1940 года, Коротков, назначенный заместителем берлинского резидента Кобулова, обстоятельно выяснил его положение, разведывательные возможности, настроение и, в целом удовлетворенный, сообщил о своих впечатлениях в Центр. 9 сентября 1940 года в Берлин поступила шифротелеграмма, подписанная наркомом внутренних дел Лаврентием Берией. «Никаких специальных заданий «Брайтенбаху» давать не следует, — говорилось в ней.— Нужно брать пока все, что находится в непосредственных его возможностях, и, кроме того, то, что будет знать о работе различных разведок против СССР…»
По указанию Центра Леману подобрали связника для доставки его материалов в резидентуру (особняк полпредства) и их оперативной пересъемки. Это был молодой выпускник разведшколы Борис Журавлев. «Брайтенбах» встречался с ним не в кинотеатрах или музеях, как это ловко проделывал Штирлиц, а на затемненных в ожидании английских налетов берлинских улицах. Пересняв материалы, которых день ото дня становилось больше, Журавлев рано утром возвращал их агенту с тем, чтобы тот, раньше коллег прибыв на службу, успел спрятать их в сейф.
Разведывательные возможности «Брайтенбаха» были в этот период как никогда высоки. Еще в сентябре 1939 года, когда было образовано главное управление имперской безопасности (РСХА) и центральный аппарат гестапо был включен в него как четвертое управление, гауптштурмфюрер СС Леман был назначен начальником контрразведки на заводах рейха. Его прямым начальником теперь стал штандартенфюрер СС Вальтер Шелленберг, которому рейхсфюрер СС Гиммлер поручил руководить рефератом IVЕ – контрразведкой гестапо.
Как и Леман, Шелленберг был в ту пору подчиненным Генриха Мюллера, уже получившим чины группенфюрера СС и генерал-лейтенанта полиции.
Обучавшийся юриспруденции в Боннском университете, молодой амбициозный руководитель контрразведки пользовался поддержкой рейхсфюрера и претендовал на известную самостоятельность. Мюллер же упорно пытался подмять его под себя. Тогда и зародилась их маскируемая любезными улыбками вражда, которой так ловко пользовался Штирлиц. Кстати, судя по фотографиям, экранный Шелленберг в исполнении Олега Табакова близок к подлинному, хотя тот выглядит более худощавым и менее вальяжным.
19 июня 1941 года в РСХА поступил текст подписанного Гитлером приказа немецким войскам, сосредоточившимся вдоль советских границ, начать военные действия против СССР 22 июня после 3 часов утра. «Брайтенбах» снова грубо нарушил конспирацию: сам позвонил в полпредство и вызвал на срочную встречу Журавлева. Он знал, что смертельно рискует (всех советских дипработников по Берлину неотлучно сопровождала гестаповская «наружка»), но иначе поступить не мог... В тот же вечер шифротелеграммой от имени советского посла эта исключительной важности информация ушла в Москву. Таким образом, гауптштурмфюрер СС Леман стал еще одним источником, который дал советскому руководству абсолютно точные сведения о неотвратимо нависшей над СССР опасности.
На рассвете 22 июня советское полпредство было оцеплено плотным эсэсовским кордоном, и связь с «Брайтенбахом» оборвалась. Никаких вариантов на этот случай Москва не предусмотрела: в Германию не были заблаговременно переброшены ни рации, ни радисты. Потому с началом войны между двумя странами вся советская разведсеть в рейхе, довольно разветвленная и располагавшая отличными источниками не только в РСХА, но и в министерстве авиации (старший лейтенант люфтваффе Харро Шульце-Бойзен и его единомышленники, известные впоследствии под названием «Красная капелла»), в МИДе (имперский советник Рудольф фон Шелиа, связанный с военной разведкой СССР через резидента Ильзе Штебе), в других госструктурах противника, оказалась практически парализованной.
Эту катастрофическую ошибку начали пытаться исправлять в 1942 году. Полковник ГБ Коротков, возглавивший немецкое направление в центральном аппарате разведки НКВД-НКГБ, организовал выброску в немецкий тыл на парашютах антифашистов, дезертировавших из частей вермахта и перешедших к советским войскам: Альберта Хесслера («Франца») и Роберта Барта («Бека»). Они были оснащены портативными рациями и имели задание под видом военнослужащих-отпускников добраться до Берлина. Барт, имевший здесь родственников, должен был сам устроиться на новом месте и обеспечить жильем Хесслера. «Франц» должен был сразу поступить в распоряжение «Старшины» – Шульце-Бойзена и стать радистом его группы, а «Беку» в качестве первоначальной ставилась задача только натурализоваться и пока наладить радиосвязь с Центром. Чьи сообщения он будет передавать, «Бек» не знал, паролей и явок ему тоже не дали. Коротков, очень дороживший безопасностью Лемана, предполагал передать связь с ним Барту только после того, как будет уверенность, что операция развивается благополучно.
Но гестапо уже напало на след «Старшины» – этому способствовали тяжелые провалы в оккупированной Франции и Бельгии, когда в руки немецкой контрразведки попали шифры и ключи к радиообмену с Центром нескольких групп советской разведсети в Западной Европе. «Франц», а затем и «Бек» очень скоро попали в поле зрения зондеркоманды «Роте капелле», специально созданной в РСХА для охоты за советскими радиопередатчиками и возглавлявшейся заместителем Мюллера оберштурмбаннфюрером СС Фридрихом Паннцингером. Барта и Хесслера схватили.
Как и увезенную из роддома русскую «пианистку», их принудили к радиоигре с Москвой. Коротков, готовивший радистов к заброске в глубокий немецкий тыл лично, не исключал такую возможность. На случай поимки были разработаны условные сигналы, означавшие, что «Франц» или «Бек» работают на рации под гестаповским контролем.
14 октября 1942 года «Бек» под контролем гестапо вышел в эфир и передал в Центр обусловленный сигнал опасности – произвольное повторение нескольких отдельных групп текста. Радистов немецкого абвер-функа (службы радиоперехвата), контролировавших его работу, это не должно было насторожить, поскольку выглядело вполне естественной ошибкой. А вот в советском приемопередающем центре должны были забить тревогу, доложить руководству внешней разведки НКВД, как договаривались с полковником ГБ Коротковым, что в телеграмме прозвучал сигнал тревоги – повтор абзацев.
Но произошла трагическая случайность: дежурный радист не придал значения сбивчивой работе берлинского радиопередатчика. Так сигнал опасности оказался не принятым Центром. Радиограмму «Бека» о том, что он «благополучно» обосновался в немецкой столице и готов приступить к работе, доложили Короткову в таком виде, как если бы в самом деле за этим не скрывалось никакого подвоха.
Получив сообщение из Берлина и не подозревая о провале, Центр передал «Беку» на связь «Брайтенбаха» и еще несколько ценных агентов.
Из расшифрованной радиограммы, отправленной Центром, гестапо узнало домашний телефон Лемана и пароль для связи с ним. В один из декабрьских вечеров гауптштурмфюреру поздно вечером позвонили домой и вызвали срочно на службу. Больше Маргарет Леман мужа не видела.
Спустя некоторое время один из сослуживцев Вилли по секрету рассказал ей, что его расстреляли в подвале особняка на Принцальбрехтштрассе едва ли не тотчас после ареста. Папаша Мюллер в жизни не слишком-то миндальничал с теми, чьи пальчики вдруг обнаруживались на чемоданчиках вражеских «пианистов», тем более если этот человек принадлежал к его ведомству. Была и другая причина скорейшего и абсолютно секретного устранения гауптштурмфюрера Лемана – публичный скандал с обнаружением советского агента на ответственном посту в святая святых спецслужб рейха – РСХА нанес бы сильнейший удар по репутации и Мюллера, и Гиммлера.
О том, кем в действительности был Леман, видимо, не узнал даже его бывший начальник бригаденфюрер СС Шелленберг, с 22 июня 1941 года возглавивший VI управление – внешнеполитическую разведку СД.
В написанных после войны в английском плену мемуарах – тех самых, откуда Юлиан Семенов позаимствовал для своего романа несколько сюжетных линий (Вольф – Даллес, Мюллер – Шелленберг), бывший шеф нацистской разведки пишет о том, что ненавидимый им глава гестапо якобы был завербован советской разведкой еще в годы войны, а после краха рейха будто бы оказался в Москве. Знай бригаденфюрер хоть что-нибудь о разоблачении Лемана, он для большей убедительности не преминул бы подкрепить свои подозрения о предательстве гестаповского главаря каким-либо фактом, например, что связь с НКВД Мюллер поддерживал через доверенное лицо в своем окружении.
После окончания войны обстоятельства провала «Брайтенбаха» стали предметом служебного разбирательства в Москве. Сотрудники разведки и связисты вину за него перекладывали друг на друга. Расплачиваться же за чужие ошибки пришлось как всегда стрелочнику.
Выживший в гестаповском застенке и оказавшийся в СССР радист «Бек» в ноябре 1945 года был приговорен Особым совещанием к расстрелу. Ему инкриминировалось, что он «поддерживал связь с Москвой по радио, передавая сообщения под диктовку сотрудников гестапо».

Заслуги Лемана перед Советским Союзом так и не были отмечены государственными наградами СССР. Только в 1969 году, когда президиум Верховного совета СССР награждал советскими орденами большую группу участников немецкого Сопротивления, Маргарет Леман пригласили в наше посольство в Берлине и вручили часы в золотом корпусе с выгравированной на крышке надписью: «На память от советских друзей».
В том же году в театральных афишах Ленинграда, помнится, значилась премьера новой пьесы, поставленной Театром Ленсовета,– «Семнадцать мгновений весны»...

Александр Пронин.

На снимках: Вилли Леман – прообраз Штирлица; Вальтер Шелленберг; Вячеслав Тихонов в роли Штирлица