Георгий ВАЙНЕР:
Я не судья, а фотограф, который старается
сделать трехмерную фотографию

Это уже стало традицией: по приезде из Нью-Йорка в Москву первый визит Георгий Вайнер наносит в редакцию «Мужской газеты». Нет, вовсе не для интервью (к этому жанру Георгий вполне равнодушен), он просто приходит, чтобы посидеть с друзьями, потрепаться, ну и, естественно, выпить по рюмке-другой... И то, что вы прочтете ниже, я не отнес бы к жанру привычного интервью, когда один из собеседников задает умные вопросы и получает на них не менее умные ответы. А жанр материала я определил бы так: избранное из бесед...

А тем для бесед с Георгием – великое множество. Одна из них – вышедший в этом году и ставший бестселлером его роман «Умножающий печаль». Первое произведение, написанное без участия брата – Аркадия Вайнера. Я прочел его еще в рукописи и тогда же подивился: со школьных времен мы привыкли делить героев на положительных и отрицательных. В романе же олигарх Серебровский не имеет ни плюсового, ни минусового знака. Я поймал себя на мысли, что сочувствую ему в ситуациях, когда он совершает мерзейшие поступки.
– Я рад, если это у меня получилось. Ты говоришь: мерзейшие поступки... Иначе не бывает – деньги и нравственность не могут сожительствовать. Да и вовсе не Серебровский главный герой романа. Деньги – вот настоящий герой моего повествования.
Деньги, которых страна не имела во времена социалистические. А те бумажки, которые нам выдавались, были талонами на покупку скверной еды, плохой одежды. По существу это были боны для лагерного ларька. У нас привилась лживая коммунистическая идеология безденежного общества, бескорыстного творческого труда. Всякий человек, интересующийся материальным вознаграждением за труд, выглядел каким-то хапугой, неприличным человеком. Говорить о деньгах считалось дурным тоном.
Так что идея романа родилась из бытовых проблем большинства моих знакомых...
– Которые не приняли новые правила жизненной игры?
– Почему же. Они были довольны демократизацией общества, но при этом говорили: вот бы еще деньги были... А деньги были, только не у них, а у тех людей, кто не исповедовал «правильную» идеологию, а еще при социализме обеспечил себя презренным металлом или бумажными деньгами. Среди них было немало и партийно-комсомольских бонз. Вот из этого материала и образовались олигархи.
Я заинтересовался фактором денег в нашей жизни. Потому что понял – деньги такая же стихия, как любовь, ненависть, дружба. Огромная духовно-материальная стихия, которая оказывает громадное влияние на существование общества. О чем роман? О деньгах. О ком? О людях, которые играют в крутую мужскую игру – зарабатывают деньги.
– И тратят их...
– Творцы денег меньше всего озабочены тратами. Билл Гейтс, состояние которого оценивается в сто с большим гаком миллиардов долларов, меняет твидовый пиджак раз в три года. Хотя, как ты догадываешься, мог бы прибрахляться почаще. У него нет ни охраны, ни даже шофера – сам водит достаточно скромную машину. Это наши нувориши, самоутверждаясь, просаживают десятки тысяч в казино, покупают лимузины, заводят гаремы...
– Среди твоих знакомых есть олигархи?
– Есть – и русские и американские, в том числе и Джордж Сорос.
– И ко всем им отношение у россиян резко отрицательное. А у тебя Серебровский вызывает симпатию.
– Я им не судья. И никому не судья, а фотограф, который старается сделать трехмерную фотографию. Среди олигархов немало очень интересных людей. Все они без исключения творческие личности. Как композиторы. Только создают олигархи не оперы и фуги, а деньги. Это же сказки, что деньги сами идут к деньгам. Для приумножения богатства помимо таланта требуется еще и каждодневный напряженный труд.
– От напряженного труда и священной любви к деньгам Серебровский стал импотентом... Дорого заплатил он за свою страсть.
– Что поделаешь, производство денег – вредное производство, требующее полной отдачи и физических и душевных сил. И тут бутылка молока в обед не выручает.
– Георгий, ты привез добрую половину нового романа «Райский сад дьявола». Это обещанное читателям продолжение «Умножающего печаль»?
– Скорее это жизненная предыстория первого романа. Оба сочинения исследуют загадочную, могущественную и страшную комбинацию сил: деньги – криминал – власть – секс. «Райский сад дьявола» – это летопись проникновения российской мафиозной преступности в Европу и США, история ее сращивания с тамошним организованным криминалитетом, свидетельство крепнущего сотрудничества российских и американских правоохранительных служб. И конечно, это роман о любви, вечно разводящей и всегда соединяющей людей...
– Скажи, пожалуйста, одному пишется легче или труднее?
– Отвечу так: мы хотели написать роман и вчетвером – братья Стругацкие и братья Вайнеры. Проект, как теперь принято выражаться, не состоялся по причине очень даже печальной – безвременно ушел из жизни Аркадий Стругацкий. Трудно было бы работать вчетвером? Конечно. Но интересно. А называться роман должен был... «Мертвые души».
– Слышал, что по рукам ходила кассета «Высоцкий в гостях у братьев Вайнеров».
– О Высоцком можно говорить бесконечно. Он был на пятнадцать дней старше меня, а сгорел вот уже двадцать лет назад. Он жил продолжением фильма «Место встречи изменить нельзя», хотел его снять как режиссер. Человек страсти необыкновенной, он не давал нам с Аркадием покоя: пишите и пишите продолжение «Места...».
Что касается кассеты. Однажды ко мне в гости пришел Высоцкий с Мариной Влади и ее сыном Вольдемаром. Мальчику было скучно слушать наши байки, и он включил магнитофон, чего мы, разумеется, не знали. А рассказчиками, кроме нас с Аркадием и Володи с Мариной, были Гарри Каспаров, Ченгиз Айтматов... Это был триумф болтунов и златоустов. Невероятность происходящего заключается в том, что присутствующему на этом фестивале невероятных рассказов Мише Жванецкому не дали слова. Это уже информация для Книги рекордов Гиннесса: на конкурсе чтецов профессиональному автору-исполнителю Михаилу Жванецкому не дали прочесть рассказ. А эта кассета пошла по руками.
– О чем был рассказ Высоцкого?
– О том, как главный режиссер Малого театра Борис Равенских, у которого Володя что-то делал в театре, узнал, что Высоцкого призывают на военные сборы. Режиссер за голову схватился: да ведь вся часть, куда тебя призовут, дезертирует... Пересказывать Володю не берусь, невозможное это дело.
– Ты тоже не последний рассказчик.
– Мастером художественного слова я был всего один раз в жизни. Случилось это лет пятнадцать назад. Тогда МГК КПСС и Союз писателей СССР заключили договор о творческо-производственном сотрудничестве. По условиям этого договора писатели должны были ездить по заводам и фабрикам и приобщать трудящихся к культуре. Так мы с Аркадием попали на машиностроительный завод «Стрела» – гигантское военное предприятие, между цехами которого курсировал автобус.
В обеденный перерыв нас привели в огромный красный уголок, где перекусывали рабочие. Когда мы вышли на сцену, зал разразился бурными аплодисментами. Аркадий, явно переоценив нашу популярность, приветливо улыбался, а я быстро сообразил, что шквал оваций предназначен не для нас. Не по Сеньке, как говорится, шапка. По возгласам из зала я понял, что нас приняли за артистов Тонкова и Владимирова, точнее, за их персонажей – комических старух Авдотью Никитичну и Веронику Маврикиевну.
Когда зал немного утих, я сказал: «Дорогие друзья, произошло недоразумение – мы не Маврикиевна и Никитична...»
Вздох разочарования пронесся по красному уголку. Но я успокоил рабочих: «Мы с братом Аркадием, как и Тонков с Владимировым, работаем вместе, но не на эстраде, а за столом – пишем книжки – смешные и страшные. О сюжете одной из них я вам сейчас и поведаю...»
И рассказал историю, как популярный композитор убил проститутку, разрубил ее тело на восемнадцать частей и спрятал их в разных районах города. Это дело тогда расследовалось прокуратурой. Не жалея красок, я рисовал картину страшного преступления, а по тем временам и редкого. А еще поведал о том, какого труда стоило сыщикам МУРа раскрытие этого преступления. И, представьте себе, добился своего: провожали нас аплодисментами...
– Но ни в одной твоей книге о композиторе-убийце не написано. Почему?
– Описание даже самых кровавых преступлений может вызывать максимум получасовой интерес. Меня больше привлекают мотивы преступлений, характеры героев. Хотя я уверен, что каждое настоящее литературное произведение – это обязательно детектив. При непременном условии, что он дотягивает до уровня литературы. Без тайны, без открытия ее книга становится пресной, неинтересной читателю.
– В последнее время – и устно и письменно – ты уделяешь большое внимание деньгам...
– Точнее, мотивам и способам их добывания.
– Поправку принял. Но у тебя есть только один способ добывания денег – перо и бумага. Владея такими инструментами, олигархом не станешь. А что бы ты сделал, став по-настоящему богатым человеком, который может себе позволить все?
– Видишь ли, у меня есть все атрибуты обеспеченного человека даже по американским меркам: достаточно просторный дом на берегу океана, хороший автомобиль, есть возможность не ограничивать себя в путешествиях...
Если бы я стал очень уж богатым, то, скорее всего, построил бы огромный дом, где было бы десять или пятнадцать небольших, но комфортабельных спален. Куда в любое время могли бы приезжать мои друзья, жить сколько им заблагорассудится. Это был бы небольшой дом творчества, только без организационного идиотизма. По вечерам за рюмкой водки мы бы сидели у камина и не было бы конца замечательным рассказам, экспромтам, шуткам...
– Это называется ностальгией?
– Возможно. В Москве я очень гордился своим обеденным столом – это был самый длинный стол, который мне доводилось видеть в частном доме. Сколько гостей за ним пересидело, сколько выпито было нами – это не поддается никакому подсчету. Со многими мне уже никогда не сидеть за одним столом. Ушли из жизни близкие друзья: Аркадий Стругаций, Володя Высоцкий, Валера Фрид...
– А как ты будешь отмечать Новый год в Нью-Йорке?
– Это семейный праздник, надеюсь, что к нам приедут дети, буду рад друзьям.
– Что бы ты пожелал нашим читателям в канун Нового года, нового века, нового тысячелетия?
– А это уже позволь сделать в письменном виде – я все-таки писатель.

Владимир НАЗАРОВ